Господин директор делает несколько меланхоличных движений губами.
— Ээ-э… — произносит он, и после некоторого обдумывания ситуации, интересуется, — Ээ-э… И каким же будет наш ответ? Ответ педагогического коллектива на этот бунт?
Теперь уже задумывается злой ДонХё.
— Дальше карцера, уже не пошлют, так ведь? — спрашивает СокГю, смотря на замолчавшего подчинённого, — Дать ещё минусовых баллов? Так кажется, их у неё, больше, чем у всей школы… Отчислить? После того, как её назвали по телевизору — «надеждой нации»? Как мы тогда это объясним нации? Сделать вид, что ничего не произошло? Как мы тогда объясним другим учащимся и их родителям, почему одним ученикам можно всё, а другим — нет?
СокГю смотрит на ДонХё, ДонХё смотрит на СокГю.
— А самое печальное, что из карцера её уже не выкинуть… — помолчав, уныло продолжает расписываться в своей беспомощности директор, — В школе это категорически не поймут… А потом вдруг придёт комиссия и спросит — «почему больному ребёнку созданы такие невыносимые условия»? И ведь они тоже будут правы!
В кабинете на несколько секунд устанавливается тягостное молчание.
— А она организовала там себе отдельный кабинет и сидит, наслаждаясь одиночеством!
Директор в негодовании хлопает ладонью по столу.
— Не понимаю, — бормочет ДонХё, — как можно получать удовольствие, наслаждаясь этим? Это против всяких принятых правил и традиций. Но она совершенно не боится оставаться одна. Это странно.
— Вполне возможно, что её поведение — результат перенесённой клинической смерти и последующей за ней амнезией. Но вот нам-то что делать? Мы же не можем рассказывать всем подряд, почему она такая, потому, что это будет разглашение персональных данных несовершеннолетней. Причём нездоровой несовершеннолетней. Да любой мало-мальски на что-то годный адвокат выпотрошит нас как маньяк ножом подушку!
Директор в негодовании откидывается на спинку кресла, лицо ДонХё принимает скорбное выражение.
— Пусть хотя бы она из карцера вылезет, — после продолжительного молчания высказывает вслух своё желание директор, — это невозможно, чтобы она там находилась.
— Я уже разговаривал с ней на эту тему, господин директор, — отвечает ДонХё, — но она не хочет!
— Значит, нужно сделать так, чтобы она — захотела! — выделяя последнее слово, произносит директор, — Нравится ей одиночество? Подсели к ней ещё кого-нибудь! Пошумнее!
— Но… — неуверенно произносит ДонХё.
— Если нужно — давай вноси предложения по изменению правил, я поддержу. Снизь балл для попадания в класс отстающих. Будет конец месяца, пусть после подведения итогов у неё окажутся товарищи по несчастью! Моя мысль понятна, ДонХё?
— Да, директор СокГю, — кивает в ответ тот, — я понял.
— Только не перестарайся, — тут же предупреждает директор, видимо подставив возможные последствия такого решения, — не нужно, чтобы там оказалось полшколы. Это будет выглядеть как будто у нас проблемы с обучением. Человека два, три. Больше не надо.
— Будет сделано, господин директор, — склоняет голову ДонХё.
— Господин СанХён просил для ЮнМи несколько дней освобождения от занятий. Она должна участвовать в съёмках.
— Отлично! — прямо таки оживляется директор, — Сделай освобождение на всю неделю. Скажи, чтобы позвонили ЮнМи и пусть она тут не появляется с завтрашнего дня. Съёмки, есть съёмки, дело ответственное, к нему нужно относиться тщательно. Может, журналисты её там где-нибудь поймают, у СанХёна. Не сюда будут ломиться за интервью.
— Хорошо, господин директор, будет сделано, — обещает ДонХё.
— Вот и хорошо. И ещё. Ты выяснил что-нибудь по поводу новостей?
— Опросил всех, господин директор, — отвечает ДонХё, — никто не сознался, что говорил с какими-нибудь журналистами о ЮнМи.
— Мда? — скептически произносит директор, — Очень странно. Ладно, ДонХё. Действуй!
Время действия: пятница
Место действия: агентство «FAN Entertainment»
— Эта композиция уже набрала больше двадцать тысяч просмотров, — говорит мне СанХён, — хочешь их выкинуть и начать с нуля? Зачем, когда уже есть результат?
Ну-у, если ставить вопрос так, то да, логично…
— Следующий год в Корее объявлен годом Франции…
Мда? Не знал.
— Поэтому, это исполнение на французском очень удачно попадает в идею будущего праздника. И хватит со мною спорить!
Раз так… Коль сонсен-ним не хочет получать деньги с мирового хита… Ладно. Оставлю его для себя. Потом где-нибудь исполню.
— Да, сонсен-ним, — кланяюсь я, — будет так, как вы сказали.
Шеф выдыхает. Что-то он «завёлся»…
— Всё! Иди к звукорежиссёрам, они тебя уже давно ждут. ЁнЭ, отведи её.
— Да, господин президент, — кланяется ему в ответ та.
Пфф…
…
Шлёпаю за ЁнЭ по коридору. У моей «мэнэджерши» вид, как будто её мешком огрели. Словно приходит на работу, так ей прямо сразу, с утра, мешком по голове и на весь день — вид ошарашенный. Ну, спорю я с руководством, да, нарушаю местную традицию — с поклоном в рот старшим заглядывать. Но я ведь хочу — как лучше, а не то чтобы спорить, ради того, чтобы спорить.
Вчера отнёс домой проект контракта. Мама с СунОк читают. Я уже прочитал, сказал — будут замечания, скажите. По мне так всё нормально. Срок — три года, права на песни — мои, агентство «FAN Entertainment» будет пытаться сделать из меня человека для сцены. Получится — будет дебют. Не получится за три года, там видно будет. Но, теперь СанХён имеет право «продавать меня в работники» всяким сторонним фирмам типа «VELVET» и подобным ему рекламным агентствам. Однако, по условиям договора, это дебютом не считается. Вот когда я вылезу на сцену и от имени «FAN Entertainment» что-то с неё «забабахаю», вот это будет уже — дебют. И там уже контракт айдола должен быть. Ладно, доживём, увидим, а пока будем потихонечку вживаться в жизнь агентства, пытаясь понять местную «кухню», в которой полно местной специфики. Вчера, вон, ЁнЭ, отправили в Кирин извиняться за меня. Надо было видеть её лицо. Я попытался было влезть, сказав, что раз виноват я, то мне и каяться, на что мне сказали — не лезь в решения старших, коль ничего не понимаешь. Умение стафф-менеджера извиняться за своего подопечного входит в одну из его добродетелей!