— Сколько было в мешке, столько и вывалили, — ворчливо отзывается бас-гитарист, — ты же не думаешь, что мы по одной обёртке бросали?
СынРи осуждающе качает головой.
— Сами виноваты, — говорит он.
В этот момент, заметив прекращение поступления в пространство звуковых колебаний, ЮнМи оглядывается. Увидев это, СынРи, крутит правой рукой в воздухе, привлекая к себе её внимание.
— Чего, «заводи»? — стянув перчатку с правой руки и вынув из уха затычку, недовольным голосом спрашивает «рабыня».
— Что, «заводи»? — не понимает в ответ СынРи.
— Танкисты так показывают — заводи двигатель, — поясняет ЮнМи.
— Ты откуда знаешь?
— Кино смотрела, сонбе.
— Зачем тебе беруши в ушах? Демонстрируешь, что не уважаешь нашу музыку?
— Всего лишь личные особенности организма, сонбе. Пронзительные звуки вызывают у меня вибрацию оснований костей скелета. Вы издаёте много пронзительных звуков.
Парни переглядываются, принимая решение как реагировать на эти слова. В этот момент дверь в комнату приоткрывается и в образовавшуюся щель протискивается ХаНыль с фотоаппаратом в руках, целясь его объективом в ЮнМи.
— Эй, эй, эй!! — возмущённо кричит ему СынРи, — Ты что творишь?
Не обращая внимания на окрик, ХаНыль делает несколько быстрых снимков и так же молча, как появился, но уже задом, втягивается обратно в дверь, аккуратно закрыв её за собой.
— Это ещё что за? — недоумённо вслух задаёт вопрос СынРи, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Всё в порядке, — говорит ему ЮнМи, — это мой личный фотограф.
— Личный… кто?
— Фотограф, сонбе.
— Фига се! — изумляется бас-гитарист, — Личный фотограф? Мне показалось, или это был Кан ХаНыль?
— Да, — подтверждает ЮнМи, — это он.
— С чего это он вдруг взялся тебя фоткать?
— У нас с ним есть большие планы на моё лицо, сонбе, — поясняет ситуацию ЮнМи, — он хочет пристроить мои фотографии на выставку, где его должны заметить как фотографа, а меня — как модель.
Группа дружно выставляется на лицо ЮнМи, пристально его рассматривая.
Снова, но в этот раз уже широко, распахивается дверь, и на её пороге появляется компания девочек во главе с ЁСыль. Каждая держит в правой руке узелок с пищевыми контейнерами, наполненными едой.
— Оппа! — радостно кричит она с порога, высоко поднимая свой узелок и обращаясь к СынРи, — Мы принесли вам покушать!
— ЮнМи, прими! — коротко приказывает СынРи, — И пусть не мешают нам репетировать!
— Яволь, гер-майор, — отзывается та, поняв по интонации чего от неё ждут.
— Ahtung! Все назад! — командует она, поднявшись на ноги и идя, с синей, оставшейся на левой руке резиновой перчатке, на растерявшихся девчонок, — Передача пищи будет производиться в коридоре! Все в коридор! Построиться! Не мешать репетиции группы!
— Ты чего тут командуешь? — ошарашенно спрашивает ЁСыль, оказавшаяся выдавленной за дверь и только за ней уже пришедшая в себя, — По какому праву ты нам приказываешь?
— По праву должности!
— Какой ещё должности?
— Я — официальная «рабыня» группы! Понятно? Состою при ней на законных основаниях. А вы — просто поклонники. Прав у вас нет никаких, от слова вообще! Поэтому, я могу находиться на репетиции, а вы — нет. Вы можете слушать музыку только на концерте, а на репетицию вам нельзя! Ясно?
— Но… но… — ошарашенная ЁСыль пытается найти нужные слова.
— Schweigen! — по-немецки приказывает заткнуться ЮнМи, — Давайте сюда то, что вы там принесли! Я передам ваши пожертвования «Am-kiss»! Потом придёте, заберёте свою грязную посуду!
Забрав из рук у несопротивляющихся поклонниц их подношения, ЮнМи исчезает за дверью, плотно закрыв её за собой.
— Ну, нифига себе! — произносит одна из девчонок, смотря на дверь, — Мы, значит, принесли, а кормить их она будет? Так, что ли?
Посетительницы переглядываются с возмущенным недоумением во взглядах.
— Может, зайдём? — поступает как-то робко прозвучавшее предложение.
— СынРи сказал — не мешать, — тут же раздаётся напоминание.
— А она, значит, не мешает?
— А она — «рабыня». Вещь.
— Что-то я не заметила, что она — «вещь»! Разве не она нас только что выпихнула в коридор?
— Пфф… Школьницы совсем себя со старшими разучились вести! В конец обнаглели…
Девочки ещё некоторое время пялятся на дверь, за которой слышна музыка.
— Ну что, пойдём? — наконец неуверенно предлагает одна из них.
— Я это ей так не оставлю! — грозно обещает ЁСыль, разворачиваясь на каблуках.
(несколько позже. Парни, сделав перерыв, перекусывают «подношениями» за небольшим столиком. ЮнМи скучает, сидя на стуле)
— Сонбе, можно, я попробую? — спрашивает она соло-гитариста, указывая взглядом на его гитару.
— А ты умеешь?
— Немножко.
Парни переглядываются.
— Не уронишь? Гитара тяжёлая, — предупреждает гитарист.
— Я знаю, — кивает ЮнМи, — не уроню.
— Ну, попробуй, — разрешает хозяин гитары.
ЮнМи встаёт. Под внимательными взглядами присутствующих идёт к прислонённой к акустической колонке гитаре, уверенно берёт её в руки, ловким движением накидывает на плечо ремень. Включает канал усилителя и проверяет, есть ли звук? Убедившись, что «звук идёт», она начинает «пробовать», взяв перед этим с колонки кинутый на неё ярко-красный пластиковый медиатор. Сначала она достаточно неуверенно ставит пальцы на гриф гитары, так, словно вспоминая забытое, но потом в её движениях появляется уверенность, начинается более быстрое чередование аккордов, и, наконец, ЮнМи начинает играть какую-то мелодию. Со сбоями и ошибками, но играет. Парни, забыв про еду, во все глаза смотрят на неё.